Курсовая работа по «Истории отечественной журналистики»
Воронежский государственный архитектурно-строительный университет
Воронеж 2013
Введение
Тема курсовой заключается в рассмотрении деятельности российской императрицы Екатерины II в области создания и издания сатирических журналов. Эта тема достаточно хорошо изучена в настоящее время, но это не умаляет ее важности для развития современной журналистики. Как известно, без знания прошлого не будет будущего, поэтому подобного рода работы помогают лучше узнать об истоках зарождения журналистики в России, проследить тенденцию ее развития, и таким образом избегать ошибок прошлого в настоящее время.
Журналистика всегда была важна для нашей страны, и благодаря деятельности Екатерины II в России XVIII века начали появляться различные газеты и журналы. Таким образом, люди, приближенные ко двору, а так же средний слой населения, мог узнавать о нынешнем состоянии страны и направлении политического движения, а так же получили возможность читать новости из зарубежных стран, что так же было немаловажно и очень познавательно. Отчасти именно поэтому эпоху правления Екатерины II назвали эпохой Просвещения России.
Целью работы является изучение различных сатирических журналов и газет, появившихся во время правления Екатерины II, роль императрицы в их появлении и исчезновении, вкратце поведать о самых основных и знаменитых изданиях, и редакторах газет и журналов. Это необходимо знать хотя бы потому, что жизнь предполагает постоянное возвращение назад, к истокам, и для развития современной журналистики это необходимо в равной мере. «Все новое – это хорошо забытое старое» - цитата, хорошо известная каждому, очень точно отображает тот факт, что, действительно, все новоизобретенное имеет какой-то аналог в прошлом. Это актуально и для журналистики в том числе.
Объектом исследования является тенденция развития журналов и газет в период правления Екатерины II Великой, зарождение и исчезновение тех или иных изданий.
Предметом исследования хочется выделить так же и саму Екатерину II, ее деятельность в сфере журналистики, а так же слегка затронуть ее внутреннюю и внешнюю политику, ведь именно это нашло отображение в тех изданиях, что выходили по ее воле и желанию. Курсовая работа состоит из трех глав.
В первой главе «Идеи Просвещения в России» рассматривается возникновении Просвещения и его развития, о том, что предпринималось Екатериной для его продвижения.
Во второй главе «Всякая Всячина» Екатерины II» речь пойдет о возникновении журнала самой императрицы, и его горячей полемике с изданием Новикова «Трутень».
В третьей главе «Журналистика» освещено создание и дальнейшая судьба российской периодики, а так же развитие журналистики времен правления императрицы Екатерины II Великой.
Глава 1. Идеи Просвещения в России
XVIII век для России был веком учебы у Запада. Петр Великий ввез в Россию западную технику, Елизавета – моду и манеры, а Екатерина II распространяла и воплощала в России идеалы Запада.
Екатерина II, взошедшая на престол в результате дворцового переворота, страстно стремилась упрочить свое положение в качестве правительницы. Очень много людей восставало против ее правления, что очень беспокоило Екатерину. Именно поэтому она пыталась привлечь к себе как можно больше людей и предупредить растущее недовольство. Одним из способов это сделать являлась литература.
Екатерина не только вывела Россию в число европейских стран, но и наладила прямые контакты с некоторыми из выдающихся мыслителей эпохи Просвещения. Первым ее шагом в этом направлении было приглашение д’Аламбера осенью 1762 года на роль воспитателя великого князя Павла Петровича. Но он отказался.
Прямые связи с Вольтеромимператрице удалось наладить гораздо успешнее. Вольтера издавна интересовала Россия. При посредстве Пикте Екатерина снабдила Вольтера достоверным описанием своего восшествия на престол, и дала знать Вольтеру, что готова позволить энциклопедистам перенести подготовку и печатание их великого руда в Ригу. Между ними завязалась переписка, продолжавшаяся вплоть до смерти Вольтера в 1778 году.
Это была переписка, процветавшая благодаря расстоянию, разделявшему корреспондентов, и тому, что они никогда не встречались лично.
С удовольствием исполняя роль мецената, Екатерина поощряла рождение литературы как профессии. Она распределяла субсидии писателям, чтобы они могли издавать свои произведения. Или же включала авторам в число чиновников, что обеспечивало им жалованье. Поэты были прикреплены к Московскому университету, получали должность переводчика или библиотекаря при Кабинете императрицы. Меценатство Екатерины помогало отдельным писателям, а так же группам, как Общество переводчиков, или журналам, таким как «Живописец» Новикова. В целом многие русские писатели в долгу перед Екатериной, поскольку смогли заняться литературным трудом без обычных финансовых трудностей.
Если попытаться нарисовать портрет России времен Екатерины II, то Просвещение послужит лишь рамой, в лучшем случае – фоном. Идеи Просвещения, усвоенные крайне непрочно чрезвычайно малой частью россиян, исказились под влиянием российской действительности. Тем не менее, в следующем, XIX столетии просвещенное российское общество все сильнее и сильнее станет поворачивать ход истории на свой лад.
В увлечении науками и изящными искусствами проявилась еще одна сторона многогранной натуры императрицы. Екатерина занималась коллекционированием: покупала библиотеки, графические и нумизматические собрания (кабинеты), коллекции живописи и скульптуры; приглашала европейских художников украшать ее дворцы и города.
Среди известных приобретений Екатерины – библиотеки Дидро и Вольтера. За сравнительно короткий срок, не жалея средств, она купила уникальные живописные собрания таких меценатов, как Брюль в Дрездене и Кроза в Париже, куда входили шедевры Рафаэля, Пуссена, Ван Дейка, Рубенса, Рембрандта и других знаменитостей. Екатериной II был основан Эрмитаж – богатейшее собрания художественных коллекций при дворце.
Примеру императрицы следовали ее приближенные. Они устраивали в своих городских дворцах и загородных имениях большие и малые «эрмитажи», приобретая вкус к прекрасному, тягу к знаниям и просвещению.
Глава 2. «Всякая Всячина» Екатерины II
Время правления императрицы Екатерины II Великой по праву называется «золотым веком» для страны. Именно благодаря ей в России появились первые газеты. Разумеется, причиной тому стала страстная любовь императрицы к английским газетам, которые она с огромным удовольствием выписывала во дворец и читала. Екатерина решила создать журналы и в России, чтобы придворная знать получила возможность быть в курсе всех событий, происходящих в политике, как в родной стране, так и за рубежом.
В 1759 году А.П. Сумароков начал издавать первое периодическое издание – журнал «Трудолюбивая пчела». Вслед за ним появилось еще несколько недолговечных периодических изданий. В этом журнале распространившаяся «галломания» была впервые раскритикована и было выражено пожелание очистить русский язык от излишних иностранных слов, в том числе французских. С тех пор журналистика будет развиваться в столице, после того как в течение некоторого времени она имела успех в Москве. «Лавка старьевщика», созданная по инициативе императрицы, как уже было сказано, явилась началом движения, а к 1769 году насчитывалось восемь сатирико-литературных журналов.
Затем последовало затишье, нарушенное в начале 1769 года объявлением о предстоящем издании русского еженедельника «Всякая всячина». Издателем выступал секретарь Екатерины, Козицкий, и это ясно говорило о том, что императрица принимает непосредственное участие в судьбе журнала, хотя масштабы этого участия тогда еще полностью не осознавались.
Образцом для «Всякой всячины» послужил английский журнал «Спектейтор», а ее анонимная издательница представала под маской «Бабушки». В первом номере еженедельника «Бабушка» с напускной скромностью выражала надежду на то, что ее примеру последуют другие.
«Всякая Всячина» так же была обращена к другим писателям с целью поддержать литературное начинание. Она называла себя «прабабушкой будущих внучат», и разрешала выпуск других, отличных от «Всякой Всячины» сатирических журналов. Это самое разрешение послужило по настоящему мощным толчком к появлению других изданий.
Уже в январе 1769 года появились и другие журналы, и самым известным из этих изданий как благодаря содержательности, так и качеству издания был «Трутень» Н.И. Новикова.
Название журнала Новикова – «Трутень», - вероятно, восходит к «Трудолюбивой пчеле» Сумарокова, но при этом содержит намек на связь с английским «Спектейтером», «Айдлером», «Тэтлером» и на ловко используемую редакторскую «маску», придающую последовательность позиции журнала. В самом деле, уже установлено, что русская периодика немало почерпнула из английских образцов, в частности определение «границ дозволенного» в сатире, напечатанное во «Всякой всячине». Согласно мнению «Всякой всячины» и «Спектейтора», сатира должна быть нацелена против порока вообще, а не против конкретных узнаваемых лиц. По-русски это обозначалось как «сатира на порок», в отличие от «сатиры на лицо». «Всякая всячина» семь раз возвращалась к определению допустимых границ сатиры и соглашалась со «Спектейтером» в осуждении болезненных личных выпадов.
Спор о границах сатиры, не новый для России, был подхвачен периодикой 60-х годов с особым удовольствием. Если «Всякая всячина» держалась той точки зрения, что сатиру следует направлять против порока вообще, то Новиков в «Трутне» был готов идти дальше и допустить персональную критику, правда не называя имен. Дебаты между этими журналами велись при помощи вымышленных персонажей: Новиков насмехался над дамами средних лет, не умевшими правильно писать по-русски, а «Бабушка» обвиняла «Трутня» в таком желчном расположении, что он готов сечь людей кнутом за каждую мелочь.
“Всякая всячина” (1769 –1770). И именно императрица стала первой издавать еженедельный сатирический журнал “Всякая всячина” – “в улыбчивом духе”. Он создавался по типу английского журнала “Зритель”, читателем которого была молодая Екатерина. Императрица была не только идейным вдохновителем, но и автором, и активным участником издания, которое выходило под ее общей редакцией. Фактически редактировал его секретарь императрицы Г.Козицкий. Он готовил к печати и произведения самой Екатерины II, которые она обычно писала на плохом русском языке. “Всякая всячина” объявила себя “бабушкой” русских журналов, призванной воспитывать не только читателей, но и учить журналистов тому, что можно критиковать, а какие темы трогать нельзя. В журнале придерживались точки зрения, что высмеивать надо пороки и человеческие слабости, а не его носителя. Поэтому сатира в журнале была безличная, сатира “вообще”, общее морализирование. На страницах “Всякой всячины” не затрагивались серьезные социальные и политические проблемы. И вообще журналистам рекомендовалось не касаться недостатков русской жизни. Например, критике подвергалось то, что некоторые молодые девушки “чулков не вытягивают” и когда садятся, положив ногу на ногу, то это видно и некрасиво. Многие суждения выдавались в виде притчи. Например, о мужике (народе), которому задумали шить новый кафтан (дать Новое уложение – законы), но пришли мальчики, которые “умели грамоте, но были дерзки и нахальны” и только мешали, выкрикивая свои требования. То есть критика направлена против “мальчиков”, “добровольных народных заступников”, а не правительства. Впервые на страницах этого издания вспомнили о крестьянах. Но смысл статей сводился к призыву: “О боже! Всели человеколюбие в сердца людей твоих!”. Журнал говорил лишь о частном милосердии отдельных людей. Ряд издателей, в частности, Новиков, сочли эту позицию недопустимой, ибо страдания крестьян от самоуправства и всевластия помещиков порой были ужасающими. И он вел непримиримую полемику с журналом, издаваемым Екатериной II. Некоторые авторы считают, что императрица замышляла свой журнал как политический. Она во многих статьях, помещенных в нем, разъясняла свою политику, свой взгляд на неурядицы в стране, проповедовала теорию социального равновесия (каждый должен довольствоваться своим положением). Поэтому, несмотря на сатирическую форму, журнал преследовал вполне серьезные цели. Главное место в журнале занимают статьи самой Екатерины, остальные служат разъяснением и дополнением. В создании журнала участвовали многие известные литераторы – А.В.Храповицкий, граф А.П.Шувалов, И.П.Елагин, А.П.Сумароков, Д.И.Фонвизин и другие. Многие выступали под псевдонимами. Первый номер журнала распространялся бесплатно, последующие – продавались. Это было написано в титульном листе первого номера: “Сим листком бью челом; а следующия впредь изволь покупать”. Публикации журнала вызывали живой отклик у просвещенной публики, и не всегда желаемый. Многие его выступления стали отправной точкой разгоравшихся дискуссий, в том числе и в частных журналах Н.И.Новикова, например, в “Трутне”. За первый год было выпущено 52 номера “Всякой всячины”. Тираж колебался от 500 до 1500 экземпляров. В последнем номере 1869 г. было объявлено об издании приложения к нему – “издания “Барышек Всякия всячины”, куда должны были войти “излишки материалов, подготовленных для основного издания”, “Барышек” вышел в 1770 году 18 раз. В основном в нем печатали переводы из античных, преимущественно латинских авторов.
Опыт императрицы вызвал к жизни целый ряд аналогичных изданий - сель сатирических частных журналов.
Вопрос 25. «И то и се» М.Д. Чулкова. Полемический характер названия журнала. Авторский состав. Полемика Чулкова и Екатерины II . Журнальные войны с Н.И. Новиковым и Ф.А. Эминым. Фольклорные темы в журнале Чулкова.
Первым откликнувшимся на призыв «Всякой всячины» был М.Д.Чулков - писатель, выходец из разночинной среды, начавший с середины января 1769 г. издавать журнал «И то и сио». Журнал выходил еженедельными листами в течение года вплоть до декабря (всего вышло 52 листа). Будучи единоличным издателем, Чулков выступал и основным вкладчиком журнала.
Своей популярности как писателя Чулков был обязан нашумевшему сборнику в трех частях «Пересмешник, или Словенские сказки» (1766-1767), а также роману «Пригожая повариха» (1770). Изданием журнала «И то и сио» Чулков дебютировал в большой литературе.
Название журнала было явно подсказано примером «Всякой всячины» , хотя одновременно в нем заключался и намек на социальную ориентированность журнала - симпатии издателя в пользу невзыскательного читателя. С первых же листов издатель-автор подчеркивал свою принадлежность к демократической, малоимущей части читательской массы, отказываясь от претензий потворствовать вкусам социальных верхов и обслуживать высокообразованные слои читательской публики: «Г. Читатель, не ожидай ты от меня высоких и важных замыслов; ибо я и сам человек неважный, и когда правду тебе сказать, не утруждая совести, то состоянием моим похожу на самое сокращенное животное. Я предпринял увеселять тебя и шутить перед тобою столько, сколько силы мои позволят, единственно для той причины, чтоб заслужить твою благосклонность».
Это заискивание редактора перед читателем полностью согласуется с отказом от наставлений, каких-либо обличений общественных пороков, критики власти. Подчеркнутая установка на балагурство и развлекательность определяет лицо журнала. Соответственно и сатирический аспект содержания явно снижен. Состав журнала компонуется из весьма разнородных материалов, подавляющее большинство которых призвано развлечь читателя. Это бытовая новелла, анекдоты, сказки, пословицы. Значительная часть подобного материала просто перекочевала из знаменитого «Письмовника» Н.Г. Курганова. Обильно представлены в журнале стихотворные жанры: басни, элегии, эпиграммы, сатирические эпитафии, даже шутливые поэмы. Использует Чулков и жанр сатирических пародийных ведомостей, а также восходящий к античности жанр разговора в Царстве мертвых. Довольно разнообразно в журнале «И то и сио» представлен раздел словарей. Это прежде всего, по-видимому переводной, сатирический толковый словарь, продолжавший этот опыт словарь иностранных слов, своеобразные образцы мифологических словарей античных и древнеславянских божеств (Перун, Редегаст и др.). Если вспомнить, что перу Чулкова принадлежал довольно популярный в XVIII в. «Словарь русских суеверий», то материалы по древнеславянской мифологии, опубликованные в журнале, можно рассматривать как подготовительную часть его многолетних собирательских трудов в этой области.
Еще одна рубрика материалов, во множестве представленных на страницах журнала, - это описания народных обычаев, обрядов, суеверий (свадьбы, крестины, гадания, святочные игры). Такие описания сопровождаются обильным цитированием народных подблюдных песен, приговоров, пословиц, зачастую выступающих тематической основой материалов, например: «Бережливого коня и зверь в поле не берет», «Не родись не хорош не пригож, а родися щастлив», «Каков де Сава, такова ему и слава».
Связующим стержнем, формирующим структуру журнала и объединяющим весь этот разнородный материал, выступает фигура автора - издателя - рассказчика, балагура и шутника. Речь его буквально пересыпана прибаутками и народными пословицами с поговорками. Именно здесь вырабатывается повествовательная манера, которая будет свойственна стилю романа М. Д. Чулкова «Пригожая повариха».
Но при всем политическом индифферентизме и непритязательности позиции издателя «И то и сио» не могло избежать участия в полемике, развернувшейся между журналами. Помимо издателя в журнале сотрудничали известные авторы - А.П. Сумароков , М.В. Попов, С.С. Башилов, Н.Н. Булич. Их участие несомненно отражалось на содержании журнала. Так, в одном из февральских номеров появилась статья Сумарокова «Противуречие г. Примечаеву», резко критическая по отношению к материалу, ранее опубликованному в №11 «Всякой всячины» . Речь в нем шла о причинах испорченности российских нравов, и господин Примечаев обвинял в этом татар, на что Сумароков резко возразил. Чулков опубликовал заметку Сумарокова в своем журнале, вступив в косвенную полемику с изданием императрицы. Не ограничиваясь этим, в одном из следующих февральских номеров он помещает письмо за подписью Елисея Пряникова, выражавшее полную солидарность с позицией Сумарокова.
Своеобразным откликом, естественно завуалированным, на претензии «Всякой всячины» поучать общество можно считать помещенный в одном из июньских номеров материал «Рассказ издателя о перешивке его кафтана». Иносказательный подтекст этого шутливого рассказа о злоключениях его автора раскрывается по-своему в контексте екатерининской «Сказки о мужичке», которому так и не сшили кафтан. Были и еще материалы на страницах «И то и сио», вызывавшие неудовольствие «Всякой всячины». Впрочем, Чулков нередко нападал и на другие журналы, в частности, на журнал «Поденщина», невыдержанность формы которого была едко высмеяна в «Письме», опубликованном в двух мартовских номерах. Нападал Чулков и на журнал «Приятное с полезным», и на издателя «Адской почты» Ф.А. Эмина, своего главного литературного противника. Но особенно доставалось «Трутню»: позицию издателя этого журнала Чулков резко не принимал. В одном из июльских номеров он публикует якобы посланное в его журнал письмо (не исключено, что заказанное издателем), в котором содержалась оценка наиболее популярных изданий 1769 г. - «Всякой всячины», «Трутня», «Адской почты» и, конечно, самого «И то и сио». Вот какая в письме давалась характеристика «Трутню»: «Потом попалось мне в руки сочинение Г. "Трутня". Сей человек показался мне, что он объявил себя неприятелем всего рода человеческого. Тут кроме язвительных браней и ругательства я не нашел ничего доброго... тут грубость и злонравие в наивысшем блистали совершенстве; его ведомости соплетены были из ругательства и поношения ближним, и если бы ему верить, то бы надлежало возыметь совершенное от всех людей отвращение...» Данное письмо издатель сопроводил язвительным стихотворением «Аз не без глаз», содержавшим едкие намеки на Новикова и Эмина, сопровождавшиеся рефреном «Дурак». Это было, пожалуй, единственное остросатирическое сочинение, заключавшее в себе литературную полемику, на страницах «И то и сио». Новикову пришлось в «Трутне» ответить на этот выпад не менее язвительным стихотворением «Загадка».
Таким образом, несмотря на известные попытки в период своего журнального самоутверждения выступать с относительно независимых по отношению к «Всякой всячине» позиций, по мере обострения полемики, в наиболее принципиальных вопросах «И то и сио» оказывался в одном лагере с журналом императрицы. Так намечается размежевание полюсов литературных сил в стане журналистики, решающее слово при котором оставалось за идеологической позицией издателя. Политический индифферентизм Чулкова , его подчеркнутый отказ брать на себя роль обличителя социальных пороков и отказ от критики правительства делали его журнал «И то и сио» объективно союзником «Всякой всячины».
Сатирические журналы времен Екатерины II
В Москве появляются сразу пять частных журналов. Большинство из них связаны с именем Михаила Матвеевича Хераскова, профессора Московского университета. В это же время начинает править Екатерина II. В 1769 году Екатерина решает выпускать журнал. В январе начинает издаваться журнал "Всякая всячина". Императрица маскируется, и условно главным редактором был назначен ее секретарь. Однако писала в него Екатерина. Меньше чем за полгода возникают еще семь журналов. Начинается журнальная лихорадка. "И то и сио" М.Д. Чулкова, "Ни то ни сио" В.Г. Рубана, "Всякая всячина" Екатерины II, "Смесь" Ф.А. Эмина и Н.И. Новикова, "Адская почта" Ф.А. Эмина, "Трутень" Н.И. Новикова, - названия журналов в 1769 году. Эти издания устраивают между собой литературную драку. Они ругаются по двум вопросам: отношение к крепостному праву и отношение к сатире. Екатерина объявляет себя Бабушкой русской журналистики, и многочисленным журналам это не нравится. Они издеваются над ее ужасной литературой, внешностью и т.д. А дело все в том, что Екатерина выступает за сатиру абстрактную, на какие-либо понятия, а некоторые журналы выступают за сатиру на лица. Некоторые журналы вслед за Новиковым выступают против крепостного права. Вот и причины этой литературной драки.
Ужасный юмор Екатерины II проявлялся в каждом номере "Всякой всячины". Как-то в этом журнале была напечатана сказка о мужике, для которого "добрый человек" (по-видимому, сама царица) решил сшить новый кафтан (то есть составить новые законы). Кафтан чуть было не сшили, да портные и "дерзкие мальчики" (то есть депутаты) ввязались в долгий спор о том, как вязать этот кафтан, стали шуметь, в результате чего мужик так и остался без одежды мерзнуть на улице.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://journalistic.narod.ru/
"Всякая всячина"
Западов В. А. Русская литература XVIII века, 1770-1775. Хрестоматия М., "Просвещение", 1979. OCR Бычков М. Н.
Сии листом бью челом; а следующие впредь изволь покупать.
ПОЗДРАВЛЕНИЕ С НОВЫМ ГОДОМ
Тысяча седмьсот шестьдесят девятый год отменно счастливо начинаем (если бы не предстояла война {Речь идет о русско-турецкой войне 1768--1774 гг. Турция объявила войну России осенью 1768 г.; начало действий русской армии планировалось на весну 1769 г., однако в связи с нападением крымских татар военные действия открылись в январе.}, но даром: на начинающего вить бог). Всякая всячина всегда с нами пребывала, но ни который год не мог похвалиться иметь оную напечатанную. До сих пор она была в действиях, во словах, в мыслях, и везде оказывалась; но ныне она положена на бумагу и увидит свет. О, коль сей год отличен от прошедших! Происхождения были во свете все те же; нового ничего нет; но ныне оные можно будет читать. День, гонимый днем, уже с собою в вечное забытие не вовлечет здесь записанных достопамятных происшествий. Достойны быть поздравлены все те, кои дожили до сего отличного дня, в который они, может статься, увидят себя не только снаружи в зеркале, но еще и внутренние свои достоинства, начертанные пером. О, коль счастливо самолюбие ваше в сей день, когда ему новый способ приискался смеяться над пороками других и любоваться собою. О год, которому прешедшие и будущие будут завидовать, если чувства имеют! Каждая неделя увидит лист; каждый день приготовит оный. Но что я говорю? мой дух восхищен до третьего неба: я вижу будущее.. Я вижу бесконечное племя "Всякия всячины". Я вижу, что за нею последуют законные и незаконные дети; будут и уроды ее место со временем заступать. Но вижу сквозь облака добрый вкус и здравое рассуждение, кои одною рукою прогоняют дурачество и вздоры, а другою доброе поколение "Всякия всячины" за руку ведут. Но пора мне проснуться. Я сам себя поздравляю, что мне судьбина определила говорить с вами, любезные мои сограждане, целый год. Но как всякая вещь должна быть взаимна и я свою работу не почитаю вам быть эпитимьею или наказанием, то и вас поздравляю, что вы со мною будете иметь дело; а для чего? Вы увидите из моего сочинения. Я давно читал, что весьма прилично писателям, не все прописывая, оставлять кое-что на острую догадку читателям,-- и для того прощайте на сей случай.
КО ЧИТАТЕЛЮ
Любезный читатель, предприял я сообщить вам все то, что мне за благо рассудится, безо всякого порядка. Иногда дам вам полезные наставления; иногда будете смеяться. Будут и такие времена, в которые ожидаю от вас удивления, также и попреканий; но на сии последние воистину не буду глядеть. И подобно как редкая плотина может остановить быстрое течение больший реки, так-то никакая препона не может меня отвратить от великого сего моего предприятия. Мне сказали мама {Кормилица.} и няня, как я был шести лет, что я умев; у меня есть ласкатели, кои то же ныне подтверждают,-- ибо не у одних князей и бар, да у двора, найти сих животных можно. Сверх ума моего я заподлинно из опытов уверен, что у меня сердце доброе. Итак, надейтеся, господин читатель, что, куля мой труд, вы не вовсе потеряете свои деньги. Не вздумайте же впрямь, что мне нужда в ваших деньгах: я, право, дважды в день сыт, и еще остается столько, что и вас накормить можно. Я знаю, что все сие отправляется на чужий счет, ибо доход мой есть дань, мною наложенная на людей, кои более меня работают в поте лица своего; а я то проживаю без толикого труда в часто без благодарности к ним, в чем уже друзья мои часто мне попрекали, говоря, что стыдно в том быть не признательну и что я равных себе мало уважаю, хотя во мне спесь и не велика. Я сей свой порок приписываю дурному воспитанию и хулительному тех людей, с коими обращаются, примеру, а отнюдь не своей гордости. Прощай, господин читатель; чрез сии строки мы довольно спозналися. Каково жить будем вместе, время окажет; все сие зависит ото нрава так, как и в женитьбе.
Государь мой!
Я весьма веселого нрава и много смеюсь; признаться должно, что часто смеюсь и пустому; насмешником же никогда не бывал. Я почитаю, что насмешки суть степень дурносердечия; я, напротив того, думаю, что имею сердце доброе и люблю род человеческий. Итак, не извольте ошибиться в моем нраве, когда говорю, что я смешлив; но выслушайте, чему я намнясь {Намедни, недавно.} смеялся так, что и теперь еще бока болят. Был я в беседе, где нашел человека, который для того, что он более думал о своих качествах, нежели прочие люди, возмечтал, что свет не так стоит {Это программное письмо "Всякой всячины", направленное против сатиры вообще, имеет и конкретного адресата: в нем высмеиваются взгляды, сочинения и манера поведения крупнейшего сатирика эпохи А. П. Сумарокова.}; люди все не так делают; его не чтут, как ему хочется; он бы все делать мог, но его не так определяют, как бы он желал: сего он хотя и не выговаривает, но из его речей легко то понять можно. Везде он видел тут пороки, где другие, не имев таких, как он, побудительных причин, насилу приглядеть могли слабости, и слабости, весьма обыкновенные человечеству. Ибо все разумные люди признавать должны, что один бог только совершен; люди же смертные без слабостей никогда не были, не суть и не будут. Но ворчаливое самолюбие сего человека изливало желчь на все то, что его окружало. Для чего же? Для того, что он стыдился выговорить свои собственные огорчения,-- и так клал все на счет превратного будто света, которого, он сказывал, что ненавидит; да сие и приметить можно было из его речей. Один тут случившийся молодец удалый, долго слушая, терпеливо и молча, поношения смертных, наконец потерял терпение и сказал ему: "Государь мой, вы весьма ненавидите ближнего своего; тиран Калигула во своем сумасбродстве говаривал, что ему жаль, что весь род человеческий не имеет одной головы, дабы ее отрубить разом; не того ли и вы мнения?" Наш рассказчик сим вопросом был приведен во превеликий стыд и, чувствуя, что он страстьми своими был проведен к показанию толикой ненависти к людям, что подал причину вспомнить Калигулу, вскочил со стула, покраснел, потом пальцы грыз, бегая по комнате, напоследок выбежал и уехал, знатно {Очевидно, вероятно.}, от угрызения совести. А мы во весь вечер смеялись людской слабости. Но после, размышляя о сем происшествии с большим примечанием, расстались, обещав друг другу: 1) Никогда не называть слабости пороком. 2) Хранить во всех случаях человеколюбие. 3) Не думать, чтоб люден совершенных найти можно было, и для того 4) Просить бога, чтоб нам дал дух кротости в снисхождения. Я нашел сие положение столь хорошо, что принужденным себя нахожу вас просить дать ему место во "Всякой всячине". Я же есмь
ваш покорный слуга
Афиноген Перочинов.
P. S. Я хочу завтра предложить пятое правило, а именно, чтобы впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить.
Господин сочинитель!
Думаю, что у такого автора, как вы в сочинении "Всякия всячины" ежедневно упражнятесь, надлежит быть великой вивлиотеке, из которой вы толь пространные и разные материи на листах ваших изображаете. Прошу потрудиться и выписать для меня из оной, буде найдется, такий эксперимент, коим бы можно перевести подьячих, которые до третьего градуса привели меня во изнеможение. Я старался и тем от них избавиться способом, которым переводят клопов, блох и всех кровососных насекомых, однако ничем не мог оборониться; но, истоща весь свой дом на то, и ныне стражду от сих кровососов. Вычитал было я у Поливия {Полибий -- древнегреческий историк II в. до н. э.} таковую махину, которая по тысяче и больше в день неприятелей побивала, но недостаток мой оную построить не дозволил; и для того ища легчайшего способа, к вам с прошением о том прибегаю и, прося вашей помощи и ответа, с почтением пребываю
ваш усердный слуга
Занапрасно Ободранный.
Ежели ж вашей помощи не получу, то больше не останется способа, как петь только по-книжному: "Ты господи, сохраниши ны и соблюдеши ны от рода сего и во век" {Цитата из псалтыри.}. Подьячих не можно и не должно перевести. Не подьячие и их должности суть вредны; но статься может, что тот или другий из них бессовестен. Они менее других исключены из пословицы, которая говорит, что нет рода без урода, для того, что они более многих подвержены искушению. Подлежит еще и то вопросу: если бы менее было около них искушателей, не умалилася ли бы тогда и на них жалоба. Но чтоб удовольствовать писателя вышепоставленныя грамоты в его требовании, как перевести обычай, чтоб подьячие не приводили никого в изнеможение, в ответ ему скажу, что сие весьма легко. Не обижайте никого; кто же вас обижает, с тем полюбовно миритеся без подьячих, сдерживайте слово и избегайте всякого рода хлопот. Все сказки, кои мне сказывали с ребячества, начинаются: "Жил да был царь". Мне сие начало наскучило, и для того начну свою сказку так: Жил да был мужичок. С молоду он казался слаб; ибо как он имел весьма великую живность, коя разделяла его мысли, то он сам с собою никогда не был согласен. Сия разделенная его мысль так много действовала над его сложением, что он весьма ослабел. Врачи, кои его лечили, замучили его пуще еще лекарствами и не позволяли ему долго вставати с постели. Но с летами выросло его рассуждение. Он единожды осмелился, вскоча с кровати, выгнати врачей из дома. Сделав такое сильное движение, почувствовал он великую охоту есть. Он ел; и хотя он от того не окрепчал, но, однако ж, толще становился час от часа. Кафтан ему стал узок, а достаток не дозволял часто делать новый. Пошел ко приказчику, стал просить: "Господин приказчик, прикажи кафтан сшить. Видишь, каков я толст! Сам не смогу сшить: недостаток не дозволяет". Приказчик был человек свирепый; сказав: "Тотчас",--приказал принести плетей, да ну сечь мужика. Мужик оттерпелся; пошел домой, говоря: "Бог милостив! авось-либо хозяин, увидя, что приказчик все себе собирает да нас бьет, умилосердится, определит другого". Погодя сменили приказчика, послали нового. Сей, осматривая село, увидел на улице мужика претолстого, на коем кафтан, у которого все швы треснули; кликнул его и приказал для него шить кафтан, но от скорости не молвил, кому и из чего шить мужику кафтан. Приказчик между тем уехал. Погодя сделался хлеба недород и скотский падеж, и уже никому шитье кафтана и в мысль не приходит. А мужик что более работает, то более ест; и чем более кушает, время от времени все становится толще, а кафтан его старее и негоднее; нагишом же ходить нельзя, и не велят. Заплатами зачал зашивать. Что более зашивает, то более дерется. По смене разных приказчиков сыскался один добрый человек, велел шить мужику новый кафтан. Шили до зимы. Как пришло надеть кафтан -- не лезет: позабыли мерку снять. На тот случай приехал дворецкий заготовити все к хозяйскому приезду; увидел мужика почти нагишом, осведомлялся, что тому причиною; услыша, послал сыскать сукна. Привезли сукно, собрали портных. Портные зачали спорить о покрое, а мужик между тем на дворе дрожит, ибо тогда случилися крещенские морозы. Принесли образцовый кафтан, положили на стол. Иный говорит: "Хозяин наш желает видеть на своих мужиках кафтаны немецкие". Другий: "Нам велено шить кафтан,-- а о рукавах мы приказания не имеем". Третий сказал, что, не видав, какие будут пуговицы, нельзя кроить. Четвертый молвил, что такому толстому мужику половинки сукна мало, надобно две. Наконец, кое-как зачали кроити в запас, пока дворецкий разрешит спор. Вошли четыре мальчика, коих хозяин недавно взял с улицы, где они с голода и с холода помирали. Дворецкий приказал им тут же помогать портным. Сии мальчики умели грамоте, но были весьма дерзки и нахальны: зачали кричать и шуметь. Один из них говорит: "Шить не хочу, я призван глядеть". Другий: "Вить я не дурак: мы знаем, что вы хотите шить не кафтан, но мешок, в который нас посадя кинете в воду". Третий стоял у порога и, не вразумясь, говорил: "Нас в воду кинуть хотят? Сем-ка мы остережемся; я первый ни с места не пойду". Четвертый не хотел говорить, но три первых толкнули его в бок, и тот зачал; а что говорил, никто не понял, ибо он сам не знал, что говорил; но на конец раскрыл нагольную шубу и окончил сими словами: "Пускай мужик нагишом ходит; мы сами наги, ибо шубы мы носим на голом теле: износили кафтаны; просим вам отдать те, кои у пас были, как мы были пяти лет,-- мы в них очень нарядны будем; нам теперь пятнадцать лет". Портные сего мальчика сочли за безумного, но, услыша такий необычайный крик и видя сих неугомонных мальчиков дерзость, поостановили свой спор и зачали их унимать, говоря им, что дурно им быть так непризнательным; что они пришли в изодранной рубашонке, а ныне уже у них шуба есть; что пятилетние кафтаны на пятнадцатилетних не лезут, да и черт знает, где те ветошечки, ибо мальчики недавно к хозяину пришли; что они должны слушаться дворецкого; что они лгут, будто их топить хотят и для того заставляют шить мешок, а не кафтан; что сами видят, что мужик без кафтана на улице почти замерз; что, шив мужику кафтан, и они могут надеяться на малость хозяина, что одеты будут; только им наперед ту милость заслужить должно, а не по-пустому упорствовать {"Сказка" в иносказательной форме объясняет с правительственных позиций причины созыва и неудачного хода работы Комиссии но составлению нового Уложения (свода законов). Смысл иносказаний: мужичок -- русский народ, хозяин -- Российская империя; износившийся кафтан -- устаревшее Уложение Алексея Михайловича 1649 г.; свирепый приказчик -- по-видимому, намек на правление царевны Софьи; новый приказчик -- Петр I, при котором было сделано три безрезультатных попытки составить новый свод законов; добрый человек -- Елизавета Петровна, при которой была создана новая комиссия, составившая часть свода законов (результат работы не утвержден императрицей); дворецкий -- Екатерина II; портные -- депутаты Комиссии для сочинения нового Уложения, созванной в 1767 г.; образцовый кафтан -- "Наказ Комиссии о составлении проекта нового Уложения", сочиненный Екатериной; споры портных -- дебаты в Комиссии между представителями разных сословий и различных группировок; четыре мальчика -- представители четырех областей, вошедших в состав России в конце XVII -- начале XVIII вв.: Лифляндии, Эстляндии, Малороссии (Правобережной и Слободской Украины), Смоленщины, которые требовали сохранения их старинного местного самоуправления ("пятилетних кафтанов").}. Продолжение впредь сообщу {18 декабря 1768 г. было объявлено, что в связи с началом войны с Турцией Комиссия распускается впредь до созыва вновь.}. На ругательства, напечатанные в "Трутне" под пятым отделением, мы ответствовать не хотим, уничтожая {Уничижая, презирая. Автор ответного письма в "Трутне" сделал вид, что слово употреблено в значении "превращая в ничто".} оные; а только наскоро дадим приметить, что господин Правдулюбов нас называет криводушниками и потатчиками пороков для того, что мы сказали, что имеем человеколюбие и снисхождение к человеческим слабостям и что есть разница между пороками и слабостьми. Господин Правдулюбов не догадался, что, исключая снисхождение, он истребляет милосердие. Но добросердечие его не понимает, чтобы где ни на есть быть могло снисхождение; а может статься, что и ум его не достизает до подобного нравоучения. Думать надобно, что ему бы хотелось за все да про все кнутом сечь. Как бы то ни было, отдавая его публике на суд, мы советуем ему лечиться, дабы черные пары и желчь не оказывалися даже и на бумаге, до коей он дотрогивается. Нам его меланхолия не досадна; но ему несносно и то, что мы лучше любим смеяться, нежели плакать. Если б он писал трагедии, то бы ему нужно было в людях слезливое расположение; но когда его трагедии еще света не узрели, то какая ему нужда заставляти плакать людей или гневаться на зубоскалов. Из письма, писанного к господину сочинителю "Трутня" от Тихона Добросоветова, а к нам по несыскании его присланного для напечатания чрез его приятеля, не подписавшего имени, мы здесь только издаем во свет правило, в оном предписанное всем сочинителям, которое гласит тако: "Добросердечный сочинитель, во всех намерениях, поступках и делах которого блистает красота души добродетельного и непорочного человека, изредка касается к порокам, чтобы тем под примером каким не оскорбити человечества; но, располагая свои другим наставления, поставляет пример в лице человека, украшенного различными совершенствами, то есть добронравием и справедливостию, описывает твердого блюстителя веры и закона, хвалит сына отечества, пылающего любовию и верностию к государю и обществу, изображает миролюбивого гражданина, искреннего друга, верного хранителя тайны и данного слова; присовокупляет к тому пользы, из того проистекающие, и сладкое сие удовольствие, какое чувствует хранящий добродетель в том, что ни раскаяние, ни угрызение совести в сердце такового человека места не имеют. Вот славный способ исправляти слабости человеческие! При чтении такового сочинения каждый чувствует внутреннее восхищение, прилепляется к добродетели, не имея ни к себе, ни к сочинителю отвращения; сам без обличителя охуждает пороки, которым следовал от безрассудности. Злонравного же человека есть предмет из всего составляти ближним поношение, к порокам их присовокупляти свои собственные, бранити всех и услаждаться, других уязвляя". Мы и сами сему правилу будем стараться последовать, и других к тому, почитая оное весьма справедливым, приглашаем. Что же касается до остального содержания того письма, то или писатель оного, или приятель его могут к господину сочинителю "Трутня" идти, который, думаем, укажет, где его найти можно, и поступит с оным по своему произволению, 1769
ПРИМЕЧАНИЯ
Первый лист (т. е. номер) еженедельного журнала появился в первых числах января 1769 г. и раздавался бесплатно. Условия подписки на "Всякую всячину" были опубликованы 6 января, в No 2 "Санктпетербургских ведомостей". Имена издателя, редактора и сотрудников журнала объявлены ие были, большинство статей анонимно либо опубликовано под псевдонимами или инициалами (реальными или условными). В части расписок фактора типографии Академии наук, где печаталась "Всякая всячина", указано, что деньги за издание журнала вносил Григорий Васильевич Козицкий (ок. 1725--1775). Украинец по происхождению, он учился в Киевской духовной академии, затем в Бреславльской гимназии и Лейпцигcком университете. По возвращении в Россию Козицкий в 1756 г. служил учителем академической гимназии, в 1759 г. получил звание адъюнкта Академии наук, с 1763 г. стал одним из секретарей графа Г. Г. Орлова, а с 1768 г.-- одним из статc-секретарей Екатерины II. Как и И. П. Елагин, Козицкий правил черновики указов, публицистических и литературных произведений императрицы. Сам он сотрудничал как переводчик и публицист в журналах "Ежемесячные сочинения", "Трудолюбивая пчела" и т. д. Через посредство Козицкого обращались с прошениями к императрице Новиков, Сумароков, Попов и другие писатели, получавшие от Екатерины значительные суммы на свои издания. В "Опыте исторического словаря о российских писателях" Новиков писал о Козицком: "Слог его чист, важен, плодовит и приятен; по сему-то некоторые и заключают, что "Всякая всячина", еженедельное сочинение 1769 года, приобретшее толикую похвалу, есть произведение его пера". По-видимому, именно благодаря Козицкому во "Всякой всячине" сотрудничали, хотя и эпизодически, такие литераторы, как Сумароков, Фонвизин, А. О. Аблесимов. Однако большинство сотрудников журнала составляют лица, в большей или меньшей степени близкие ко двору: И. П. Елагин, А. П. Шувалов, Т. И. Остервальд, А. С. Строганов и др. Судя по обилию и резкости нападок на В. И. Лукина со стороны прогрессивных журналов, какую-то роль во "Всякой всячине" играл и он (впрочем, не исключено, что, высмеивая Лукина, сатирики метили в его высокопоставленных покровителей -- статс-секретаря императрицы Елагина и саму Екатерину). Наконец, в 1863 г. П. П. Пекарский, разбирая бумаги Кабинета Екатерины II, обнаружил черновики четырех небольших статей из "Всякой всячины", написанных рукой самой императрицы. Так впервые обнаружилось, что определенную роль в издании журнала играла сама Екатерина. Последующие поколения исследователей из этого частного факта сделали ряд далеко идущих выводов: Екатерине стали приписывать чуть ли не большинство опубликованных во "Всякой всячине" материалов, ей, а не Козицкому, отвели роль главного редактора и издателя журнала и т. п. Утверждалось, что издатели и сотрудники других журналов знали об участии Екатерины во "Всякой всячине", и любой выпад Чулкова, Рубана, Эмина, Новикова, направленный против "Всякой всячины", стал истолковываться как выступление лично против императрицы. Все это, безусловно, не соответствует истине. Екатерина действительно играла руководящую идейную роль в журнале и сама сотрудничала в нем, однако современники об этом не знали. Не только писатели XVIII в., но и крупнейшие историки литературы и библиографы начала XIX в. (Евгений Болховитинов, В. Г. Анастасевич, Д. И. Хвостов и др.), все исследователи сатирических журналов 1769 г., вплоть до А. Ы. Афанасьева и Н. А. Добролюбова, даже не подозревали о личном участии Екатерины во "Всякой всячине". Но издатели прогрессивных журналов 1769 г. прекрасно понимали, что "Всякая всячина" -- издание официозное, проправительственное, "политическое" (Ф. А. Эмин). Это было ясно и но именам известных сотрудников (Козицкий, Елагин, Лукин и др.), и по активной защите журналом В. Петрова и В. Лукина -- литераторов, которых поддерживало правительство, и по яростным нападкам на Сумарокова, нелюбимого императрицей и ее приближенными (особенно Елагиным), и по характеру материалов, разъяснявших политику правительства по тому или иному вопросу (см., например, сказку о мужичке и кафтане). Поэтому борьба просветительских сатирических журналов Новикова и Эмина ("Трутень", "Смесь", "Адская почта") против "Всякой всячины" била борьбой против правительственной, екатерининской политики в области литературы и общественной мысли, и это для судеб русской литературы имело неизмеримо более принципиальный, глубокий и серьезный смысл, чем мнимые нападки на личность государыни. В этой борьбе "Всякая всячина" потерпела поражение, и хотя издание журнала продолжалось в 1770 г. под названием "Барышек Веяния всячины" (т. е. остаток, избыток "Всякой всячины"), тираж его сокращался, и к маю 1770 г. журнал был закрыт.
Екатерина II в 1769 году выпускает первый в России сатирический журнал — «Всякая всячина». Но сатира в нём была весьма необычна, сегодня такое мы бы назвали, скорее, анекдотом или шуткой. «Всякая всячина» придерживалась умеренно-моралистических взглядов и высмеивала не лица, а пороки. Политических тем журнал старался избегать, а если и касался их, то только тех, на которые давали добро представители власти.
В том же 1769 году Новиков стал издавать еженедельный сатирический журнал «Трутень». Наряду с «Трудолюбивой пчелой» Сумарокова это одно из первых изданий такого типа в России. В то время жизнь журналов была недолгой, в основном из-за того, что оппозиционные издания быстро закрывала недовольная ими власть, а на официозы быстро падал спрос. Однако Новиков всё же решается вступить в полемику с Екатериной II, во многом потому, что, будучи либералом, он был решительно недоволен крепостничеством. Об этом говорит уже само название и эпиграф к первому году журнала («Они работают, а вы их труд ядите»). Трутень — это бездельник, существующий за счет чужого труда. Название относилось не к журналистам издания, а к его оппонентам.
Григорий Васильевич Козицкий — издатель «Всякой всячины»
Запоминающуюся картину, на которой дворянин мучает и обирает своих крепостных, Новиков нарисовал в «Рецепте для г. Безрассуда». Диагноз: «Безрассуд болен мнением, что крестьяне не суть человеки, но крестьяне». А рецепт от этой болезни весьма необычен: Безрассуд должен каждый день по два раза рассматривать господские и крестьянские кости до тех пор, пока не найдет различие между господином и крестьянином.
Помимо статей, направленных против произвола помещиков, Новиков осуждает и политику «мнимого» просвещения, когда многих юношей, по характеру напоминающих Митрофанушку из «Недоросля», по принуждению отправляют учиться за границу, откуда они возвращаются еще более глупыми. Например, вот одна из заметок в журнале «Трутень»: «Молодого Российского поросенка, который ездил по чужим землям для просвещения своего разума и который, объездив с пользою, возвратился уже совершенною свиньею, желающие смотреть могут его видеть безденежно по многим улицам сего города».
Слева направо: Василий Иванович Майков, Александр Петрович Сумароков, Денис Иванович Фонвизин. Все они публиковались в «Трутне»
Конечно, между «Трутнем» и «Всякой всячиной» не могло не возникнуть литературной борьбы, которая впоследствии перешла в борьбу политическую. Журнал Новикова был своеобразной оппозицией, беззастенчиво нападавшей на орган пропаганды правительства. Но и Екатерина II не отказывалась от нападений на своего врага.
Как мы уже говорили, императрица рисовала сатиру на пороки. Веселые, безобидные, «улыбательные» шутки — вот то, на чем строилась политика издания. Новиков же считал, что главная задача сатиры — издевкой править нравы. «Трутень», в отличие от «Всякой всячины», использовал сатиру на лица и гневно критиковал крепостнический режим и конкретных представителей эпохи, в том числе и саму Екатерину II.
Императрица, конечно, ужаснулась такому свободомыслию и в ответ в одном из номеров «Всякой всячины» опубликовала вот что: «1) Никогда не называть слабости пороком. 2) Хранить во всех случаях человеколюбие. 3) Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того 4) Просить бога, чтоб нам дал дух кротости и снисхождения…
…P.S. Я хочу завтра предложить пятое, правило, именно, чтобы впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить».
Последние, пятое и шестое, правила можно назвать правительственной угрозой против самого Новикова и намеком на то, что если «Трутень» и впредь будет продолжать писать материалы в привычной ему форме, то последствия будут неблагоприятными.
То есть, по мнению Екатерины II, крепостничество, произвол помещиков, голод крестьян — это «слабости», а не «пороки», и ни в коем случае нельзя их осуждать — лучше «хранить человеколюбие». Новиков яростно высказался насчет этого в «Трутне»: «…Госпожа Всякая Всячина на нас прогневалась и наши нравоучительные рассуждения называет ругательствами… «Всякая Всячина» так похвалами избалована, что теперь и то почитает за преступление, если кто ее не похвалит».
Это был пик полемики Екатерины II и Новикова. Правительственное издание и дальше называло злонравия лишь слабостями и призывало хвалить добродетели, а Новиков как настоящий оппозиционер-либерал настаивал на гневном обличении пороков.
Однако в какой-то момент терпение Екатерины, видимо, лопнуло. «Трутень» не раз оказывался на грани закрытия, но был сохранен еще на год, во многом благодаря частичным уступкам Новикова (например, в журнале часто появлялись статьи несатирические и не столь гневные, как раньше). Да и у «Всякой всячины» тиражи падали. Кстати, в 1770 году он даже назывался уже по-другому — «Барышек всякой всячины», то есть остаток. В том же 1770 году он и закрылся, как и издание Новикова.
Так кто же победил в этой политической борьбе? У «Трутня» тиражи лишь росли, в то время как у «Всякой всячины» с её «улыбательной сатирой» падали. Уже вскоре Новиков смог открыть новые достойные издания — «Пустомеля», «Живописец», «Кошелек». Екатерина II, по некоторым данным, была причастна к выходу издания «Собеседник любителей российского слова» (издавался в 1783—1784 гг. Академией наук по инициативе и при ближайшем участии императрицы), но это была лишь попытка возродить официальную сатиру. Выводы напрашиваются сами собой.
