- « Воевода, уезжая из города, продает свою совесть за ненадобностью; желающие окупить могут его сыскать в здешнем городе».
- «Молодой российский поросенок ездил по чужим землям для просвещения своего разума и возвратился уже совершенно свиньею».
Рецепты : «Всякий день по два раза рассматривать кости господские и крестьянские до тех пор, покуда найдет различие между господином и крестьянином».
«Копии с отписок» . Сюда входит челобитная старосты Андрюшки, челобитная Филатки и копия с помещичьего указа. Новиков, избрав форму документов, передает картину экономического бесправия крестьян и жестокости помещиков. Текст стилизован под крестьянскую и помещичью речь.
Староста Андрюшка пишет барину, который дерет со своих крестьян по три шкуры, что хоть оброк и собран, но большие недоимки. Хлеб не уродился, скотина вся передохла, многие крестьяне с голоду померли. Эта типичная картина дополняется рассказом о Филатке. Филатка проболел все лето, старший сын у него умер, остались только маленькие дети. Землю пахать некому, подушные деньги за него заплатили крестьяне, видя, что ему невмоготу. Частично пришлось продать его имущество, а корову крестьяне просят ему оставить, иначе кормить детей будет нечем. Еще Андрюшка пишет про Нахрапцова, который захватил крестьянскую землю – просит разобраться. И о том, что с Антошки, как барин велел, взято 5 рублей за то, что в письме назвал он барина отцом, а не господином. Такая вот картина. В письме Филатки мы видим те же жалобы: «Неужто у твоей милости каменное сердце, что ты над моим сиротством не сжалишься?» Помещичий указ демонстрирует типичного помещика-деспота, чьи приказы полны жестокости. Старосту он приказывает высечь за то, что мало оброка собрал, и взять сто рублей, назначить нового старосту. У Филатки корову оставить, но взыскать за нее деньги с крестьян, землю поделить поровну, но объявить, что оброк будут брать тот же, очень большой.
Жизненная правда «Отписок» обличала крепостничество. Помещики вроде должны быть вормильцами, а они деспоты. После выхода «Отписок» «Трутень» закрыли на месяц. 1770 – «Трутень» стал выходить вновь, но нужно было отказаться от критики. Новый эпиграф «Трутня»: «Опасно наставленье строго, где зверствует безумства много ». Журнал стал менее увлекательным, тираж уменьшился. Новиков печатает серию «писем читателей », которые недовольны: «Господин Трутень! Кой чорт! Что тебе сделалось ? Ты совсем стал не тот…» В тот же год журнал перестал существовать из-за цензуры.
Июнь 1770 – «Пустомеля» . После выхода двух номеров его закрыли. Там было «Завещание Юнджена, китайского хана, к его сыну » и фонвизинское «Послание к слугам моим ». В первом говорилось об обязанностях государя. Китайский император указывает, что установил законодательство, опираясь на своих вельмож – намек на начало царствования Екатерины.
1772-1773 – «Живописец » . Екатерина написала сатирическую комедию «О, время!», чем Новиков воспользовался (значит, все могут писать сатиру). Он ставит журнал под защиту «неизвестного автора комедии «О, время!», расточая похвалы и заявляя, что именно у него он научился социальной сатире (хотя это обычная «улыбательная» сатира). «Порочный человек во всяком звании равного достоин презрения » - такова программа «Живописца».
«Опыт модного словаря щегольского наречия ». Жанр словаря – не новый, но Новиков, пользуясь лексикой и фразеологией щегольского наречия, раскрывает психологию, обычаи, нравственный облик «благородных невежд». Душевная никчемность, распущенность нравов, смесь языков.
Большое место занимает форма переписки между частными лицами . «Письма к Фалалею», 5 очерков. Перед нами возникает картина быта помещика-крепостника. Есть сходство с будущими Простаковыми и Скотиниными. Фалалей – сын уездного дворянина, находится на службе в Петербурге. Его родственники (отец, мать, дядя) пишут ему письма, которые Фалалей «отдает» издателю «Живописца». Отец Трифон Панкратьевич жалуется на попов, которые дерут деньги за обряды, что нельзя продавать собственное вино (государственная монополия, вот как!), что нет вольности дворянской, потому что хапать чужую землю нельзя, везде немцы, а они нехристи, просит Фалалея бросать поскорее службу и приезжать в деревню. Еще он считает, что взятки брать не грех, потому что о том не написано в «Кормчей книге», его самого же выгнали с гражданской службы за взятки. Он ругает «Живописца», который пишет, что нельзя мучить крестьян. В других письмах он хочет женить сына на родственнице воеводы, чтобы хапать землю безнаказанно, пишет, что мать Фалалея Акулина Сидоровна заболела оттого, что ударили Налетку – собаку Фалалея, и она за это так всех побила, что выпила студеной воды и заболела. Таков и сам Фалалей (в детстве вешал собак на сучья дуба). Дворяне приравниваются к скоту. Дядя Фалалея Ермолай пишет, что когда умерла мать Фалалея, отец воет по ней, как по корове, хотя бивал ее, как свинью, а плачет, как по любимой лошади. Самое главное в произведении – тема воспитания и влияния среды на человека.
Жанр путешествия представлен в «Отрывке путешествия И. Т. » Авторство этого отрывка спорное. Некоторые считают, что это написал Радищев. И. Т., возможно, расшифровывается как «Издатель Трутня». Воспользовавшись жанром, Новиков показал положение народа. Повествование ведется от лица путешественника, который останавливался во всяком селе и нигде не нашел ничего «похвалы достойного». В отрывке мы видим деревню Разоренную. Непаханые поля, худой урожай, деревня из двух десятков полуразвалившихся хижин, крытых соломой. Никого не видно. Путешественник решает остановиться в самом на вид приличном доме, у владельца которого есть корова. Он заходит в дом и видит трех плачущих младенцев. Покормив одного, перевернув другого и спеленав третьего, автор ужасается и сравнивает детей с бедными крестьянами, которые просто хотят жить, а им даже этого не дают.
Крестьяне, оказывается, в поле. Они работали. Суть в том, что их барин считает, что вначале они должны убрать барское поле, пока погода хорошая, а уже потом свое, поэтому они мрут с голоду. Автор видит, что в бедствиях крестьян виноваты жестокие помещики. Тяжесть впечатления усиливается от встречи с крестьянскими ребятишками. Они при виде коляски и «барина в красном кафтане» испугались и разбежались, потому что их злой барин ходит в красном кафтане.
1774 – журнал «Кошелек» . Основная тема – борьба с дворянским «чужебесием». Название символизирует то, что автор хотел показать бессмысленную трату денег на модные иноземные затеи. Также кошельком в то время назывался мешок из кожи, куда убирали косу парика щеголи.
Сатира новиковских журналов была действенна в своей критике екатерининской действительности, в пропаганде идеи нравственного совершенствования человеческой личности. Она дала богатый материал Фонвизину, Крылову, Грибоедову.
Государю Григорью Сидоровичу!
Бьет челом и плачется сирота твой Филатка.
По указу твоему господсткому я, сирота твой, на сходе высечен, клети мои проданы за бесценок, также и корова, а деньги взяты в оброк, и с меня староста правит {Правит -- требует, взыскивает.} остальных, только мне взять негде, остался с четверыми ребятишками, мал мала меньше, и мне, государь, ни их, ни себя кормить нечем; над ребятишками и надо иною сжалился мир, видя нашу бедность; им дал корову, а за меня заплатили подушные деньги, а то бы пришло последнюю шубенку с плеч продать. Нынешним летом хлеба не сеял, да и на будущий земли не пахал: нечем подняться. Робята мои большие и лошади померли, и мне хлеба достать не на чем и не с кем, пришло пойти по миру, буде ты, государь, не сжалишься над моим сиротством. Прикажи, государь, в недоимке меня простить, и дать вашу господскую лошадь, хотя бы мне мало по малу исправиться, и быть опять гвоей милости тяглым крестьянином. За мною, покуда на меня бог и ты, государь, не прогневались, недоимки никогда не бывало, я всегда первой клал в оброк. Нынече пришло на меня невзгодье, и я по неволе сделался твоей милости неплательщиком. Буде твоя милость до меня будет, и ты оботрешь мои сиротские и бедных моих робятишек слезы, и дашь исправиться, так и я опять твоей милости буду крестьянин; а как подрастут робятишки, так я и доброй буду тебе слуга. Буде же ты, государь, надо мною не сжалишься, то я сирота твой и с малыми моими сиротишками по неволе пойду питаться христовым имянем. Помилуй, государь наш, Григорей Сидорович! кому же нам плакаться, как не тебе? Ты у нас вместо отца, и мы тебе всей душой рады служить. Да как пришло не в мочь, так ты над нами смилуйся; наше дело крестьянское, у ково нам просить милости, как не у тебя. У нас в крестьянстве есть пословица, до бога высоко, а до царя далеко, так мы таки все твоей милости кланяемся. Неужто у твоей милости каменное сердце, что гы над моим сиротством не сжалишься? Помилуй, государь, прикажи мне дать кляченку и от оброка на год уволить, мне без того ни как подняться не возможно; ты сам, родимой, человек умной, и ты сам ведаешь, что как твоя милость без нашей братьи крестьян, гак мы без детей да без лошадей никуда не годимся. Умилосердися, государь, над бедными своими сиротами. О сем просит со слезами крестьянин твой Филатка и земно и с ребятишками кланяется.
Копия с помещичьего указа
Человеку нашему Семену Григорьеву!
Ехать тебе в *** наши деревни, и по приезде исправить следующее:
Проезд отсюда до деревень наших и оттуда обратно иметь за счет старосты Андрея Лазарева.
Приехав туда, старосту при собрании всех крестьян высечь нещадно за то, что он за крестьянами имел худое смотрение и запускал оброк в недоимку, и после из старост его сменить; а сверх того взыскать с него штрафу сто рублев.
Сыскать в самую истинную правду, как староста, и за какия взятки оболгал нас ложным своим докладом? За то прежде всего его высечь, а потом начинать следствием порученное тебе дело.
Старосты Андрюшки и крестьянина Панфила Данилова, по коем староста учинил ложный донос, обоих их домы опечатать и определить караул; а их самих отдать под караул в другой дом.
Естьлиж в чем-либо будут они чинить запирательство, то объяви им, что они будут отданы в город для наказания по указам.
И как нет сумнения, что староста донос учинил ложной, то за оное перевесть ево к нам на житье в село ***; буде же он за дальным расстоянием перевозиться и раззорять себя не похочет, то взыскать с него за оное еще пятьдесят рублей.
Сколько пожитков всякого звания осталося после крестьянина Днисима Иванова и получено крестьянином Панфилом Даниловым, то все с него Данилова взыскать и взять в господской двор, учиня всему тому опись.
Крестьян в разделе земли по просьбе их поровнять по твоему благорассуждению, но при том однакож объявить им, что збавки с них оброку не будет, и чтобы они, не делая никаких отговорок, оной платили без доимочно; неплательщиков же при собрании всех крестьян сечь нещадно.
Объявить всем крестьянам, что к будущему размежеванию земель потребно взять выпись; и для того на оное собрать тебе со крестьян, сколько потребно будет на взятье выписи.
В начавшийся рекрутской набор с наших деревень рекрута не ставить, ибо здесь за них поставлен в рекруты Гришка Федоров за чиненные им неоднократно пьянствы и воровствы вместо наказания, а со крестьян за поставку того рекрута собрать по два рубля с души.
За ложное показание Панфила Данилова и утайку свойства других взять с него, вменяя в штраф, сто рублев; и его перевесть к нам в село *** на житье; а когда он просить будет, чтобы полученные им неправильно пожитки оставить у него и его оставить на прежнем жилище, то за оное взыскать с него опричь штрафных двести рублев.
По просьбе крестьян у Филатки корову оставить, а взыскать за нее деньги с них; а чтобы они и впредь таким ленивцам лотачки не делали, то купить Филатке лошадь на мирские деньги, а Филатке объявить, чтобы он впредь пустыми своими челобитными не утруждал и платил бы оброк без всяких отговорок без доимочно.
Старосту выбрать миром и подтвердить ему, чтобы он о сборе оброчных денег имел неусыпное попечение и неплательщиков быьсек нещадно; буде же какие впредь явятся недоимки, то оное взыскано будет все со старосты.
За грибы, ягоды и протч. взять с крестьян деньгами.
Выбрать шесть человек из молодых крестьян и привесть с собою для обучения разным мастерствам.
По исправлении всего вышеписанного ехать тебе обратно; а старосте накрепко приказать неусыпное иметь попечение о сборе оброчных денег.
Журнал Новикова «Живописец» («Письма к Фалалею», «Отрывок путешествия в...»)
Третий сатирический журнал «Живописец» Новиков начал издавать в апреле 1772 г., когда, воспользовавшись поставленной на сцене комедией Екатерины «О время!», сделал удачный тактический шаг, истолковав появление этого произведения как возможность продолжать свою сатирическую линию. Он ставит свой журнал под защиту «неизвестного сочинителя комедии «О время!», расточая по его адресу похвалы, и тут же развертывает свою программу социальной сатиры. «Истребите из сердца своего всякое пристрастие; не взирайте на лица, порочный человек во всяком звании равного достоин презрения» -такова программа издателя нового презрения» - такова программа издателя нового журнала «Живописец». Итак, по-прежнему «сатира на лицо» и обличение отрицательных явлений действительности, ибо «порок» Новиков понимал как социальное зло. Продолжая линию «Трутню», Новиков помещает ряд сатирических портретов, изображая хулителей наук, «благородных невежд», зараженных «чужебесием». Сатирические портреты содержат в себе более тонкую психологическую и социальную характеристику. Авторское описание перемежается с откровенными высказываниями персонажей, наделенных речевой характеристикой, что способствует созданию жизненных, во многом типизированных характеров. Перед нами проход Волокита, Кривосуд, Щеголиха…
На страницах «Живописца» вновь с еще более художественной силой и убедительностью развертывается крестьянская тема. Критика крепостнического дворянства, произвол помещиков и тяжелое положение крестьянства являются основным идейным стержнем таких произведений, как «Отрывок путешествия в…И….Т….» и «письма к Фалалею».
«Отрывок путешествия…» был напечатан в 5 листе «Живописца». (Авторство спорно – кто-то считал, что автор – Радищев, кто-то считает, что это Новиков).
Повествование ведется от лица путешественника, который на протяжении 3 дней «останавливался во всяком почти селе и деревне» и нигде не нашел ничего «похвалы достойного». Если вспомнить, как Екатерина хвасталась, что «Россия цветуща и сильна», а крестьяне русские самые зажиточные, то представленная Новиковым картина истинного положения крестьян не могла понравиться императрице.
Между тем Новиков притворно ставит свой журнал под прикрытие либеральствующего правительства, подчеркивая, что своими обличениями он исполняет предначертания «верховной власти».
В «Отрывке» он рисует картину одной из многих деревень, «деревни Разоренной». «Бедность и рабство повсюду встречалися со мною в образе крестьян» - таков итог увиденного путешественником.
Показав нищенское, бесправное положение крестьян, автор «Отрывка» считает виновными помещиков. Детали крестьянского быта, реальное изображение русской деревни, разговор крестьян с путешественником – все было обличением страшной бедности и рабства, в котором находилась крепостная деревня.
«Письма к Фалалею» состоят из 5 очерков. Перед нами картина жизни провинциального помещика, его диких нравов, быта. Здесь показана жизнь помещика-крепостника, жестокость и невежество которого вызывают негодование у читателя.
Здесь Новиков стремится к документальности, хотя бы и условной.
Например в патриархальных наставлениях Трифона Панкратьевича, перемежающихся с жалобами на новые порядки, на негодных крестьян, которых можно заставить трудиться на себя лишь 5 дней в неделю, с удивительной откровенностью раскрывается психология крепостника, его убеждения. Выгнанный с гражданской службы за взятки, он сетует на то, что вольность дворян не та стала, «нельзя у соседа и земли отнять». Из другого письма его вырисовывается дикий семейный быт, который он ставит в пример Фалалею: «Виноват я перед нею: много побита она у меня на своем веку; ну да как без этого…Учись, сынок, как жить с женою…».
Из письма матери Фалалея Акулины Сидоровны встает образ невежественной и крутой помещицы, которая в своей слепой любви к Фалалеюшке предвосхищает Простакову. Написанные в духе злой иронии, письма отличаются яркой бытописью, метким и выразительным языком, который помогает воссоздать реальную картину чудовищной жизни поместного дворянства.
журнал Новикова «Трутень» (копии с отписок, рецепты)
Всячиной» разгорелась жестокая полемика.
Название новиковского журнала и эпиграф на титульном листе: «Они работают, а вы их труд ядите», взятый из притчи Сумарокова «Жуки и пчелы», раскрывали основную идейную направленность «Трутня». «Трутни» - помещики-тунеядцы, которые грабят работающих на них крепостных крестьян.
Основная тема Трутня – тема взаимоотношений помещиков и крепостного крестьянства. В журнале Новиков создает ряд сатирически острых портретов крепостников. Негодование вызывает помещик Безрассуд, который «болен мнением, что крестьяне не суть человеки, но крестьяне». Сняв личину с благородного сословия, Новиков, воспитанный на принципах просветительства, еще верит в силу слова, его всемогущество. Считая состояние Безрассуда болезнью, которая порождена ненормальными с точки зрения автора социальными порядками, Новиков предлагает «рецепт» для избавления от нее: «Безрассуд должен каждый день по 2 раза рассматривать кости господские и крестьянские до тех пор, покуда найдет он различие между господином и крестьянином» .
Одним из наиболее социально острых выступлений Новикова явились «Копии с отписок» старосты помещику Григорию Сидоровичу, бедняка Филатки и ответы – «указы» помещика крестьянам («Челобитная старосты Андрюшки», «Челобитная Филатки» и «Копия с помещичьего указа»). Избрав форму документов, форму писем, Новиков с большой правдивостью и безыскусственностью передает ужасающую картину бедственного положения крестьян, их нищеты. Староста Андрюшка пишет барину, который держит в кулаке своих крестьян, снимая с них по 3 шкуры, что хоть оброк и собран, да недоимки велики. «Крестьяне скудны, взять негде…».
В письме Филатки впервые в нашей литературе была показана правдивая и страшная картина крестьянской жизни. Филатка жалуется барину, что на сходе он высечен (…). Григорий Сидорович – барин – типическое олицетворение помещика с «каменным сердцем».
Жанровые формы сатиры Новикова поражают своим многообразием и изобретательностью. Новиков не отказывается от традиционных форм журнальной сатиры, таких как публикация писем корреспондентов с последующими комментариями или ответами на них издателя. Но он почти не прибегает к жанру нравоописательного эссе, столь характерного для английских нравоучительных журналов и пользовавшегося особым вниманием Екатерины II.
Зато с неподражаемым блеском он развивает формы сатиры, имевшие давние традиции на национальной почве, а также в литературах Германии и Франции: пародийные «Ведомости», содержавшие полные сарказма объявления о последних случившихся «новостях», подрядах и прочем, сатирические лечебники, пародии на толковые словари, подборки сатирических портретов, сны, диалоги, наконец, повести типа новелл, порой с элементами фантастики, иногда определяемые как «быль», но всегда заключавшие в себе определенный нравственный урок, вроде повести о приключениях червонца (лист X) или повести о пропавших судейских часах (лист XIII).
В ряде случаев Новиков прямо ориентируется на традиции русской низовой демократической сатиры, стоящей на грани с фольклором. Таково, например, происхождение предлагаемых «Трутнем» рецептов для лечения «больных душою». Образцом в данном случае могли служить для Новикова пародийные фольклорные «лечебники» XVII в.
В других случаях Новиков переносит в свои сатирические журналы приемы сатиры, воспринятые им из французской и немецкой нравоучительной литературы. Таковы сатирические ведомости, словари, диалоги, развернутая цепь сатирических портретов-характеристик, объединенная у Новикова под рубрикой «Смеющийся Демокрит», сны. И здесь отчетливо прослеживается тяготение Новикова к литературным формам, рассчитанным преимущественно на широкие слои демократического читателя.
Среди разнообразного состава новиковской сатиры особое место принадлежит материалам, имитирующим подлинные документы эпохи. Это знаменитые «Копии с отписок» крестьян к своему помещику и указ помещика к своим крестьянам, помещенные в «Трутне», а также письма родных к Фалалею из журнала «Живописец».
Материалы эти посвящены одной теме — теме отношения помещиков к своим крестьянам. Объективно из документов, объединяемых под этой рубрикой, вырисовывалась ужасающая картина помещичьего произвола и полного бесправия задавленных крепостническим гнетом крестьянских масс России.
Эта форма серьезной сатиры, свободная от установки на комический эффект, была призвана привлечь внимание русского читателя к одному из наиболее острых и актуальных вопросов социальной жизни того времени. Смелость и новаторство Новикова проявились прежде всего в публикации «документов», как бы исходивших от самих крестьянских низов.
Это был первый случай, когда голос крестьянства звучал со страниц литературного печатного органа в такой форме: «... да послано к тебе, государь, прошлой трети недоборных денег с сельских и деревенских сорок три рубли двадцать копеек, а больше собрать не могли: крестьяне скудны, взять негде, нынешним годом хлеб не родился, на силу могли семена в гумны собрать.
Да бог посетил нас скотским падежом, скотина почти вся повалилась; а которая и осталась, так и ту кормить нечем, сена были худыя, да и соломы мало, и крестьяне твои, государь, многие пошли по миру» (Новиков, с. 141).
«Отписки крестьян» служили своего рода предпосылкой для следовавшего за ними помещичьего указа. А сам указ, содержавший в своем стиле элементы, характерные для высочайших постановлений того времени, придавал частному факту помещичьего самоуправства широкий обобщающий смысл:
«Человеку нашему Семену Григорьеву!
Ехать тебе в **** наши деревни, и по приезде исправить следующее:
Проезд отсюда до деревень наших и оттуда обратно иметь на счет старосты Андрея Лазарева.
Приехав туда, старосту при собрании всех крестьян высечь нещадно за то, что он за крестьянами имел худое смотрение и запускал оброк в недоимку, и после из старост его сменить, а сверьх того взыскать с него штрафу сто рублей.
Сыскать в самую истинную правду, как староста и за какие взятки оболгал нас ложным своим докладом? За то прежде всего его высечь, а потом начинать следствием порученное тебе дело.
Старосты Андрюшки и крестьянина Панфила Данилова, по коем староста учинил ложный донос, обеих их домы опечатать и определить караул, а их самих отдать под караул, в другой дом» и т. д. (Новиков).
Эффект новиковских обличений неизмеримо возрастал оттого, что сатирик развертывал картину бесправного положения крестьян в двух противоположных плоскостях: с точки зрения не сомневающихся в своих правах, забывающих человеческий долг угнетателей-помещиков и с точки зрения подвластных барской воле, бесправных, угнетаемых крестьян.
Однако, пытаясь уяснить позитивную сторону программы Новикова, тот идеал, с позиций которого он осуществлял критику крепостнической системы, следует подчеркнуть, что до радикальных выводов, вытекавших из подобной критики, сатирик в силу целого ряда причин не поднимался.
При всем искреннем сочувствии к угнетаемому крестьянству решение основного для крепостнической системы социального вопроса Новиков переводил в сугубо моральную плоскость. Главным и единственным орудием исправления существующих социальных зол он считал просвещение, пробуждение в людях сознания нравственной добродетели.
Сатира и рассматривалась им как одна из наиболее действенных форм воспитания сограждан. Естественно, что основной социальной силой, к которой апеллировала новиковская сатира, было дворянство — господствующий класс тогдашнего русского общества.
Это сочетание стихийного демократизма с отстаиванием незыблемости сословных привилегий дворянства составляло характерную особенность раннего русского просветительства XVIII в. Идея естественного равенства людей в глазах Кантемира и Сумарокова ничуть не подрывала их представлений о сословной исключительности дворян. Наоборот, в этой идее они видели своеобразный стимул для представителей правящего сословия оправдывать свои социальные преимущества благородным служением на пользу общества.
В сатирах Кантемира и Сумарокова мы сталкиваемся постоянно с утверждением этих идей. И когда Новиков в XXIV листе журнала «Трутень» выписывал «рецепт» от «болезни» г. Безразсуду, который «болен мнением, что крестьяне не суть человеки», то он следовал этой же традиции. «Рецепт» состоял в следующем: «Безразсуд должен всякой день по два раза рассматривать кости господские и крестьянские до тех пор, покуда найдет он различие между господином и крестьянином» (Новиков).
Пафос новиковской сатиры состоял, таким образом, в пробуждении сознания у представителей правящего сословия. Крестьяне выводятся у него исключительно как объект сострадания, лишенными субъективного нравственного начала. Изображение крестьянина как осознающей свое нравственное достоинство личности оставалось еще делом будущего. Только у Радищева в его «Путешествии из Петербурга в Москву» впервые раскрывается высокое нравственное самосознание русского крестьянина.
Новиков, как, кстати, и Фонвизин, сохранял веру в концепцию просвещенного абсолютизма. Не сомневался он и в праве дворянства на руководящее положение в обществе. Поэтому, выступая против жестокости отдельных помещиков, он боролся за чистоту сословия. В уничтожении практики помещичьего произвола Новиков уповал на перевоспитание, на пробуждение у заблуждающихся дворян любви к добродетели.
Последним журналом Новикова 1770-х гг. был «Кошелек» (1774). На его содержании отразилось, по-видимому, то общее потрясение, которое вызвала среди дворян Крестьянская война 1773—1775 гг. под водительством Пугачева. Новиков отходит теперь от острой социальной сатиры. Пафос критики отдельных сторон внутренней политики Екатерины II, обличение представителей дворянства сменяются преимущественно отстаиванием идеи национальной самобытности. Борьба с галломанией составляет главную тему журнала.
В русле этих новых настроений следует рассматривать и помещение на страницах «Кошелька» комедии в одном действии под названием «Народное игрище». Основу ее содержания составляет идиллическое изображение добрых помещиков, заботящихся о благе своих крестьян. В текст пьесы введены народные песни, речь отдельных персонажей нарочито выдержана в простонародном стиле, пересыпана народными пословицами и поговорками.
Одновременно Новиков предпринял издание исторических документов и памятников национальной старины, выпустив с 1773 по 1775 г. 10 томов «Древней Российской Вивлиофики». Еще ранее им был выпущен «Опыт исторического словаря о российских писателях» (1772). В появлении подобного рода трудов также следует видеть свидетельство просветительской направленности деятельности Новикова. Воспитание у своих соотечественников чувства патриотизма он считал важнейшей задачей литературы.
Конец 1770-х — 1780-е гг. отмечены активизацией издательской деятельности Новикова. Взяв с 1778 г. в аренду типографию Московского университета, он расширил ее и организовал массовое печатание книг самого разного содержания. Продукция его типографии была рассчитана на удовлетворение читательских потребностей самых широких слоев населения России и достигала огромных по тому времени тиражей.
В эти годы раскрылся во всей полноте необычайный организаторский талант Новикова. Ему принадлежала заслуга открытия первой публичной библиотеки в Москве, организация московских книжных лавок. Он заботится о распространении и продаже книг в провинции, бесплатно рассылая изданные в его типографии книги народным и духовным училищам.
С 1785 по 1789 г. Новиков издает журнал «Детское чтение» — первый в России журнал для детей. Среди сотрудников, привлеченных им к изданию «Детского чтения», был молодой Карамзин.
С конца 1770-х гг. Новиков увлекается масонством. Почти все журналы, издававшиеся Новиковым с этого времени («Утренний свет», «Вечерняя заря», «Покоящийся трудолюбец»), так или иначе связаны с проповедью масонских идей. Сама подвижническая деятельность Новикова конца 1770—1780-х гг. по распространению просвещения, его забота о нравственном воспитании юношества, его филантропические мероприятия были продиктованы во многом искренней верой в гуманную миссию масонского движения.
Для Новикова принцип нравственного самоусовершенствования, столь активно проповедовавшийся масонами, не мыслился вне общественно полезной деятельности, направленной на благо отечества.
Авторитет, которым пользовался Новиков у широких слоев интеллигенции, его влияние на общественное мнение тревожили Екатерину II. Будучи напугана французской революцией, императрица расправилась с Новиковым, обвинив его в антиправительственной деятельности.
В 1792 г. он был арестован и осужден к заключению в Шлиссельбургской крепости, где пробыл до восшествия на престол Павла I. Освобожденный из крепости Новиков уже не смог вернуться к активной общественной деятельности. Последние годы своей жизни он провел в родовом имении Авдотино, где и умер в 1818 г.
История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.
Периодические издания выходили в России еще с петровского времени, но сатирические журналы как одно из проявлений дальнейшего роста общественного самосознания появились в конце 60-х годов XVIII в. Первый из них - «Всякую всячину» - с января 1769 г. начал издавать под непосредственным руководством Екатерины II ее кабинет-секретарь Г. В. Козицкий. Журнал имел четко выраженную правительственную ориентацию, хотя имена издателя и даже сотрудников в нем указаны не были. «Всякая всячина» обратилась к писателям с призывом поддержать ее начинание, называя себя «прабабушкой» будущих «внучат» и тем самым разрешая выпуск других сатирических журналов. Однако в этой прозрачной аллегории содержался намек на руководящую роль «Всякой всячины» среди других сатирических изданий. Призыв императрицы был услышан. В том же 1769 г. М. Д. Чулков выпустил журнал «И то и сё», В. Г. Рубан - «Ни то, ни сё», В. Тузов - «Поденщину», Л. Сичкарев - «Смесь», Ф. А. Эмин - «Адскую почту». В мае 1769 г. начинает выходить журнал «Трутень», который не только не поддержал курс, предложенный «Всякой всячиной», но вступил с ней в прямую полемику. Издателем «Трутня» был Николай Иванович Новиков (1744 -1818) - яркий публицист и просветитель XVIII в.Эпиграфом к своему журналу «Трутень» Новиков взял стих из притчи Сумарокова «Жуки и Пчелы»: «Они работают, а вы их труд ядите».В названии журнала было заключено два значения. Первое, рассчитанное на цензуру, служило своего рода прикрытием для второго. В предисловии, помещенном на первом листе журнала, издатель признавался в своей неизлечимой лености, которая якобы и была причиной «сему изданию». Поэтому-то, признавался журналист, «я и вознамерился издавать в сем году еженедельное сочинение под заглавием «Трутня», что согласно с моим пороком и намерением, ибо сам я, кроме сего предисловия, писать буду очень мало, а буду издавать все присылаемые ко мне письма, сочинения и переводы...».Главный же смысл названия журнала был связан с основным объектом сатиры Новикова - с дворянами-крепостниками, социальными трутнями, живущими за счет крепостных крестьян. Социальная позиция «Трутня» раздражала издателей «Всякой всячины» и вызвала на страницах журнала острые споры.
Полемика между «Всякой всячиной» и «Трутнем» велась по двум тесно связанным между собой вопросам. В первом из них речь шла о предмете сатиры. Журнал Новикова утверждал, что сатира должна метить непосредственно в носителей зла. «Критика на лицо, - утверждал Новиков, - больше подействует, нежели как бы она писана на общий порок... Критика на лицо... производит в порочном раскаяние; он тогда увидит свой порок и, думая, что о том все уже известны, непременно будет терзаем стыдом и начнет исправляться».
«Всякая всячина», напротив, взяла за правило осуждать только пороки, а не их конкретных представителей. А. Н. Афанасьев справедливо указывал, что стремление Екатерины II обойти конкретных виновников, «чувствующих на своем рыльце пушок», приводило к тому, что сатира превращалась в «пустословие об отвлеченных идеях добра и зла, без малейшего применения к действительности».
Второй вопрос касался характера сатиры, т. е. той позиции, которую займет сатирик по отношению к носителям зла. Особую остроту придавало этому спору то обстоятельство, что объектом сатиры фактически были дворяне и весь бюрократический аппарат. Что касается крестьян, то они по своему зависимому и бесправному положению могли быть лишь объектом сочувствия и сострадания. Поэтому вопрос о характере сатиры подразумевал степень критического отношения к дворянству и бюрократии.
Екатерина II не собиралась подвергать помещиков и чиновников суровому осуждению. В своем издании она ориентировалась на весьма умеренный нравоописательный журнал английского писателя Аддисона «Зритель» (1711-1712). Резкие выпады «Трутня» против помещиков-крепостников и чиновников явно пришлись ей не по вкусу, и она решила преподать ему соответствующий урок.
В журнале «Всякая всячина» было помещено письмо некоегоАфиногенаПерочинова. Аттестуя себя как доброго и снисходительного человека, этот вымышленный корреспондент заканчивал письмо перечнем основных правил, которыми должен руководствоваться писатель-сатирик: «1) Никогда не называть слабости пороком. 2) Хранить во всех случаях человеколюбие. 3) Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того 4) Просить бога, чтоб нам дал дух кротости и снисхождения». Легко заметить, что в письме АфиногенаПерочинова содержалось иное, чем в «Трутне», понимание сатиры и ее задач. Слово «порок» заменялось снисходительным словом «слабость». Вместо четко очерченных персонажей новиковской сатиры - дворяне, «подьячие» - в письме АфиногенаПерочинова фигурирует расплывчатое понятие «люди». Сатира из области социальной переводилась в план общечеловеческого морализирования.
Екатерина II не смогла скрыть своего раздражения независимой позицией «Трутня». В конце письма сделана приписка, в которой слышится властный окрик не терпящей возражений разгневанной императрицы: «Я хочу... предложить пятое правило, а именно, чтобы впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит» (С. 143).
Угроза Екатерины не испугала Новикова. Он смело принимает вызов и отвечает АфиногенуПерочинову письмом Правдолюба (псевдоним самого Новикова). Правдолюб подвергает тщательному разбору доводы своего противника и убедительно раскрывает его уклончивую, беспринципную позицию.
Правдолюбов раскрывает в своем ответе двойственную, лицемерную политику Екатерины II, которая, выступив с сатирическим журналом, не справилась с поставленной перед собой задачей и фактически отказалась от борьбы с общественным злом.
Смелое поведение Новикова окончательно вывело Екатерину из себя. На статью Правдолюбова она ответила короткой репликой, которая начиналась словами: «На ругательства, напечатанные в «Трутне», мы ответствовать не хотим, уничтожая оные...» (С. 174). Слово «уничтожая» Екатерина употребила в смысле «пренебрегая», «презирая». Она явно хотела закончить невыгодный для нее диспут. Но в ответ на ее выпад последовало еще более резкое и пространное письмо Правдолюбова. Полемика разгоралась, и потушить ее Екатерине не удалось.
В своем ответном письме Правдолюбов не только парирует доводы Екатерины, но наносит ей лично болезненные для самолюбия удары. Обыгрывается немецкое происхождение Екатерины и плохое знание русского языка. Императрица не всегда была в ладах с русской грамматикой, и ее сочинения исправляли секретари. Конечно, Новиков делает вид, что он полемизирует с журналом, с равным себе собратом, но удары его направлены против тайного вдохновителя «Всякой всячины», против императрицы.Непоследовательность тактики Екатерины II проявилась не только в том, что, взяв на себя руководство сатирическим журналом, она фактически отказалась от сатиры, но и в том, что, старательно скрывая свое руководство журналом, она неоднократно прибегала к угрозам, приличествующим только высшей власти. И Новиков не упустил случая высмеять и этот промах своего противника.
В высшей степени показательно, что оба журнала по поводу возникшего между ними спора обращаются к «публике». Выразителями общественного мнения стали другие сатирические журналы - «Адская почта» и «Смесь», которые встали на сторону «Трутня». Вдохновленный поддержкой, Новиков продолжает свои критические выступления. Он высмеивает увлечение русских помещиков иностранными модами, их непомерное чванство и высокомерие, раскрывает взяточничество и произвол «подьячих». Наибольшей остротой и смелостью отличались статьи, адресованные дворянам-крепостникам - Змеяну, Безрассуду и т. п. Но вершиной обличительной литературы в «Трутне» стали «копии с отписок», т. е. копии с переписки между барином и крестьянами. По словам Н. А. Добролюбова, эти письма «так хорошо написаны, что иногда думается: не подлинные ли это?» Первое письмо пишет барину Григорию Сидоровичу от имени всех староста Андрей Лазарев. Начинается оно с отчета об оброке. «Указ твой господский мы получили и денег оброчных со крестьян на нынешнюю треть собрали... а больше собрать не могли: крестьяне скудны, взять негде, нынешним летом хлеб не родился... Да бог посетил нас скотским падежом, скотина почти вся повалилась...» (С. 141). Среди «неплательщиков» особое место отведено Филатке, самому бедному крестьянину в деревне. «сфилаткою, государь, как поволишь? денег не плотит, говорит, что взять негде: он сам все лето прохворал, а сын большой помер... По указу твоему продано его две клети за три рубли за десять алтын, корова за полтора рубли, а лошади у него все пали; другая коровенка оставлена для робятишек, кормить их нечем...» (С. 141). За письмом старосты следует «отписка» Филатки, который просит помещика «уволить» его на год от оброка и дать ему лошадь, чтобы он смог снова стать «тяглым крестьянином». Завершается переписка копией с помещичьего указа. Надежды и жалобы крестьян оказались тщетными. «Старосту, - пишет барин, - при собрании всех крестьян высечь нещадно за то, что он за крестьянами имел худое смотрение... и после из старост его сменить, а сверьх того взыскать с него штрафу сто рублей... По просьбе крестьян у Филатки корову оставить, а взыскать за нее деньги с них, а чтобы они и впредь таким ленивцам потачки не делали, то купить Филатке лошадь на мирские деньги...» (С. 61).
Следует заметить, что при всей резкости обличения Новиковым помещиковкрепостников нападки на них не означают осуждения самих крепостнических отношений. Об этом свидетельствует противопоставление в «Трутне» жестоким крепостникам добрых помещиков. Так, например, извергу Змеяну противостоит в «ведомости» из Литейной «благоразумный» Мирен, который «совсем отменно с подвластными себе обходится» (С. 61). В новогоднем обращении к «поселянам» на 1770 г. издатель писал: «Я желаю, чтобы ваши помещики были ваши отцы...» (С. 185).
Потерпев поражение в полемике с «Трутнем», Екатерина решила воспользоваться правом сильного. В следующем 1770 г. большая часть сатирических журналов была закрыта. Остались лишь «Всякая всячина» под новым названием «Барышок всякой всячины» и «Трутень». Но существование «Трутня» было оплачено Новиковым дорогой ценой. На это намекает новый эпиграф к журналу, взятый из притчи Сумарокова «Сатир и Гнусные люди»: «Опасно наставленье строго,//Где зверства и безумства много». Пришлось отказаться от обличения помещиков-крепостников и недобросовестных судей. Вместо них сатирическому осмеянию подвергаются кокетки, щеголихи, бездарные писатели. Но и в таком виде «Трутень» просуществовал лишь до конца апреля 1770 г. Новиков намекал на насильственное закрытие своего журнала: «Против желания моего, читатели, я с вами разлучаюсь».
19. Литературная, просветительская, книгоиздательская деятельность Н.И.Новикова. Разнообразие жанров сатиры в журналах Новикова. «Копии с крестьянских отписок», «Отрывок из путешествия в *** И.Т.», «Письма к Фалалею».
Николай Иванович Новиков – один из самых значительных деятелей русской культуры и общественности XVIII в., просветитель, писатель, который, по словам В.Г. Белинского, «распространил изданием книг и журналов всякого рода охоту к чтению и книжную торговлю и через это создал массу читателей». Он издал более тысячи книг по самым различным отраслям знаний – истории, педагогике, медицине, сельскому хозяйству, издавал сочинения русских и иностранных писателей, учебники, детские книги, книги для народа, выпускал газету «Московские ведомости», одиннадцать журналов, опубликовал памятники русской исторической литературы.
Новиков – автор первого русского библиографического словаря – «Опыт исторического словаря о российских писателях», содержавшего в себе элементы литературной критики. Словарь сыграл заметную роль в развитии русского литературоведения. Огромной заслугой Н.И. Новикова было то, что он продвинул книгу в провинцию. Книгу, благодаря ему, стали читать в самых отдаленных захолустьях, причем не только в европейской России, но и в Сибири.
В своей издательской работе Новиков ориентировался не на избранное общество, а на многочисленных представителей третьего сословия. Не случайно он включил в свой библиографический словарь имена малоизвестных литераторов – учителя Казанской семинарии Грачевского, коллежского регистратора Беницеева, наборщика Академической типографии Рудакова.
Расширение читательского круга, изменение читательского адреса не могли не сказаться на выборе Новиковым тематики книг и формы их изложения, на приемах его редакторской работы. И журналы и книги Новикова были подчинены задаче завоевать и научить читателя.
Журналы, издававшиеся Новиковым, представляют один из этапов развития русской журналистики, веху на пути движения русской литературы к реализму. Эпизоды, характерные для того времени и ставшие предметом журнальных статей Новикова, были развиты в более поздних произведениях русской классической литературы – «Недоросле» Фонвизина, «Капитанской дочке» Пушкина, «Обломове» Гончарова, комедиях А.Н. Островского.
Свои произведения, публикуемые в журналах, Новиков не подписывал. Он обосновал это теоретически и этически в журнале «Утренний свет»: «Тот, кто других перед собою не уважает, должен непременно сделаться известным; но что до нас касается, мы никогда публике себя не объявляем». Автор, по мнению Новикова, обязан исполнять свой долг не во имя похвал или удовлетворения честолюбия. «Писатель, удовлетворенный исполнением своего долга, не станет называть своего имени читателю», – считал он, и само слово «Автор» писал с большой буквы.
Принципы, которыми руководствовался Новиков-писатель, нашли отражение в его работе издателя и редактора. Новиков, писал В.Г. Белинский, «имел сильное влияние на движение русской литературы и, следовательно, русской образованности. Он... издает книги и журналы, всюду ищет молодых людей, способных или охотливых к книжному делу. Знающим иностранные языки он заказывает переводы, у стихотворцев печатает стихи, у прозаиков – прозу; всех одобряет и понуждает, бедным дает средства к образованию».
Новиков издавал самые различные книги – от памятников русской старины до «Модного ежемесячного издания», к каждой книжке которого прилагалась картинка парижской моды. Большая часть картинок – головные уборы – «чепец победы», «расцветающая приятность», головной убор «по манеру шишака Минервина или по-драгунски». Моды были в сущности только способом привлечь еще одну группу читателей – женщин. Это был журнал литературный. В нем печатались Я.Б. Княжнин, А.П. Сумароков, В.И. Майков. Отдел прозы составляли в основном переводы. Не рассчитывая на то, что внимание читательниц удастся задержать надолго, Новиков отбирал для издания короткие произведения, повествующие о любви. Но даже в этом дамском журнале издатель оставался верен себе: он пытался возбудить у читателей мысль, заставить их думать.
Жанры сатиры в журналах Новикова были разнообразны – это и сатирические письма, и сатирические рецепты (пороки представлялись как болезни, а оценка автора – рецепт лекарства от этой болезни), и сатирические ведомости (различные известия, якобы поступившие из разных городов, содержали в себе объявления), и копии с крестьянских отписок, и сатирические очерки, и жанр путешествия, и сатирические портреты.
Новикову долгое время отказывали в писательском таланте. Сначала это было следствием царской немилости, затем, уже в середине XIX в., М.Н. Лонгинов – председатель Комитета по делам печати, известный собиратель русской старины с безапелляционностью официального лица закрепил за ним на довольно длительный срок характеристику мистика, бойкого журналиста и едва ли не невежды, «имевшего весьма скудное образование».
Действительно, за Новиковым-автором числится немного сочинений. До сих пор не установлено, кто автор знаменитого «Отрывка путешествия в ***», подписанного инициалами «И***Т***». Отрывок приписывали Ив. Тургеневу, А.Н. Радищеву. Существует мнение, что автор «Отрывка...» – Новиков, а «И***Т***» расшифровывается как «Издатель “Трутня”»
"Бедность и рабство повсюду встречалися со мною в образе крестьян" - вот лейтмотив этой серии очерков, живописующих жизнь и быт деревни тех времен. Если деревня, то Разоренная, если богачи - то Плутовы.
В «Отрывке из путешествия в *** И *** Т ***», который одни исследователи приписывают А. Н. Радищеву, а другие - Н. И. Новикову, описаны впечатления путешественника, проезжающего через сёла и деревни. «...В три дни сего путешествия ничего не нашёл я, похвалы достойного. Бедность и рабство повсюду встречалися со мною во образе крестьян». Он приехал, в деревню Разорённую. Войдя в крестьянскую избу, он нашёл в ней трёх плачущих младенцев, один из которых выронил соску с молоком, другой уткнулся лицом в подушку и едва не задохнулся, а третий сбросил пелёнки и страдал от укусов мух и жёсткой соломы, на которой лежал.
Успокоив младенцев, путешественник задумался о том, сколь немного требовали эти младенцы: один требовал пропитания, другой «произносил вопль о том, чтобы только не отнимали у него жизнь. Третий вопиял к человечеству, чтобы его не мучили. Кричите, бедные твари, сказал я, проливая слёзы, произносите жалобы свои, наслаждайтесь последним сим удовольствием во младенчестве: когда возмужаете, тогда и сего утешения лишитесь». От тяжёлого запаха, стоявшего в избе, путешественник упал в обморок.
Придя в себя, он попросил пить, но во всей деревне не нашлось чистой воды. Путешественник сетует, что помещики не пекутся о здоровье своих кормильцев. Крестьянские дети, завидев коляску, разбежались от страха, думая, что приехал их барин. Они никак не верили, что заезжий барин добрый и не будет их бить. Путешественник дал им денег и по пирожку.
Но вершиной обличительной литературы в «Трутне» стали «копии с отписок», т. е. копии с переписки между барином и крестьянами. По словам Н. А. Добролюбова, эти письма «так хорошо написаны, что иногда думается: не подлинные ли это?» Первое письмо пишет барину Григорию Сидоровичу от имени всех староста Андрей Лазарев. Начинается оно с отчета об оброке. «Указ твой господский мы получили и денег оброчных со крестьян на нынешнюю треть собрали... а больше собрать не могли: крестьяне скудны, взять негде, нынешним летом хлеб не родился... Да бог посетил нас скотским падежом, скотина почти вся повалилась...» (С. 141). Среди «неплательщиков» особое место отведено Филатке, самому бедному крестьянину в деревне. «сфилаткою, государь, как поволишь? денег не плотит, говорит, что взять негде: он сам все лето прохворал, а сын большой помер... По указу твоему продано его две клети за три рубли за десять алтын, корова за полтора рубли, а лошади у него все пали; другая коровенка оставлена для робятишек, кормить их нечем...» (С. 141). За письмом старосты следует «отписка» Филатки, который просит помещика «уволить» его на год от оброка и дать ему лошадь, чтобы он смог снова стать «тяглым крестьянином». Завершается переписка копией с помещичьего указа. Надежды и жалобы крестьян оказались тщетными. «Старосту, - пишет барин, - при собрании всех крестьян высечь нещадно за то, что он за крестьянами имел худое смотрение... и после из старост его сменить, а сверьх того взыскать с него штрафу сто рублей... По просьбе крестьян у Филатки корову оставить, а взыскать за нее деньги с них, а чтобы они и впредь таким ленивцам потачки не делали, то купить Филатке лошадь на мирские деньги...».
“Письма к Фалалею” - это два письма от его отца Трифона Панкратьевича, по одному письму от матери Акулины Сидоровны и дяди Ермолая Терентьевича, а также примыкающее к ним письмо дяди к издателю “Живописца”. В этот комплекс также включена записка не- коего П.Р., направившего в журнал первое письмо “уездного дворянина его сыну”, короткое сердитое письмо издателю самого Фалалея и не- многословная информация редакции о планах напечатать ответ Фала- лея своим родственникам, равно как и ответ издателя Фалалею. Однако ответ Фалалея родным, якобы направленный издателю, опубликован не был. Надежда, что “свет узнает, каких свойств Ваш усердный слуга Фалалей ***”‚ не сбылась, но это создает, как и в случае с обещанным, но не напечатанным продолжением “Отрывка из путешествия в *** И.Т.”‚ ситуацию недосказанности или многозначительного умолчания, делая читателя равноправным участником литературной игры, соавтором, соратником-единомышленником издателя.
Имена персонажей “Писем к Фалалею” обычны для неродовитого уездного дворянства. От простонародных их отличает только обращение по имени и отчеству, хотя между собой по-родственному они обходятся одним отчеством. Эти имена не являются “ярлыками” наподобие “говорящих имен”: Безрассуд, Пролаз, Надмена и т.п. К исключениям можно отнести только фамилию соседа Брюжжалова и имя самого Фалалея. “Словарь Академии Российской” объясняет слово “фаля” как простонародное: “непроворной, бестолковой, непредусмотрительной человек. ЭдакойФаля!”
В качестве персонажа переписки образ Фалалея раскрыт недостаточно полно и последовательно. С одной стороны, он истинный сын своих родителей, с детства привыкший к жестоким проказам. “Как, бывало, примешься пороть людей, так пойдет крик такой и хлопание, как будто за уголовье в застенках секут, таки бывало, животики надорвем со смеха”, - вспоминает о “забавах” сына отец Фалалея . Однако в письме к издателю “Живописца” сам Фалалей пишет, что после опубликования первого письма отца он “стыдился за порог выйти: казалось, что будто всякий думает то же самое и обо мне, что об отце моем”. Он передает издателю письма родных, чтобы в его “отмщение посмеются им люди” .
Стиль письма Фалалея непритязателен, лишь троекратное “пусть” в завершении придает письму оттенок риторического пафоса. Зато колоритная, тонко индивидуализированная речь писем отца, матушки и дяди Фалалея не раз была отмечена как замечательное художественное достижение автора, который мастерски использовал стилистические средства не только для сословной характеристики, но и для личностного раскрытия персонажа. Форма письма как нельзя лучше соответствует этой цели. Предназначенные вроде бы для задушенного общения близких людей, письма родственников в “Живописце” стали сатирическим саморазоблачением ценностно несостоятельных с просветительско-гуманистической точки зрения взглядов и убеждений провинциального дворянства. обширность круга затронутых проблем делает “Письма к Фала- лею” маленькой энциклопедией своего времени, воссозданной в эмоционально-выразительной картине семейных отношений провинциальных помещиков. Не утратила справедливости высокая оценка, данная этим текстам полтора века тому назад: “Это целая семейная драма в письмах, написанная превосходным, по тому времени, языком, имеющая полноту и законченность”.
